Опубликовано: Бородовский А.П. Археологическое наследие в окрестностях Чаусского острога // Освоение и развитие Западной Сибири в XVI-XX вв. Материалы межрегиональной научно-практической конференции, посвященной 300-летию Чаусского острога. — Новосибирск : Агентство «СИБПРИНТ», 2013.– С. 11.
Археологическое наследие Колыванского района является одним из самых представительных для Новосибирской области. Такой факт в России был осознан почти триста лет тому назад, когда по указу Петра I на территории Сибири начались первые научные сборы археологических предметов. Стимулом к этой государственной инициативе послужили материалы знаменитой Сибирской коллекции, которая вплоть до настоящего времени составляет одно из ценнейших археологических собраний, сформированных на рубеже XVII-XVIII столетий.
Этот период, как ни странно, имеет значительные параллели с современностью, когда грабительские раскопки способствовали значительному притоку артефактов, нуждающихся в своей научной атрибуции. Так называемое «бугровщичество» — достаточно массовая деятельность местного сибирского населения по поискам и разграблениям могильного золота — приобрело на рубеже XVII-XVIII вв. значительные размеры. Результаты этого промысла получили известность за рубежом (коллекция Витзена в Голландии) и стали одной из проблем во внешнеполитических взаимоотношениях с центральноазиатскими соседями (джунгарами).
Следует напомнить, что, еще находясь в Голландии в 1697 г., Петр I был ознакомлен у известного коллекционера Н.К. Витзена [6, с. 20] с собранием сибирского могильного золота. Собственно говоря, именно благодаря этой коллекции, вывезенной из России, «цивилизованная» Европа получила первое представление об уровне и масштабах археологического наследия нашей страны. По возвращении на родину интерес самодержца был частично удовлетворен в 1715 г. подарком промышленника А.Н. Демидова «бугрового золота», который также занимался его скупкой в Сибири. Эти сокровища А.Н. Демидов преподнес Екатерине по случаю рождения царевича Петра Петровича. В 1716 г. на завершающем этапе сибирский губернатор князь М.П. Гагарин доставил Петру I коллекцию древних золотых изделий из курганов, скопившихся к тому времени в г. Тобольске. По злой иронии судьбы, через некоторое время после этого дара М.П. Гагарин попал в опалу и был казнен. Такой факт в связи с будущими трагическими судьбами М.П. Гагарина и царевича Петра Петровича вполне может быть истолкован сторонниками «мистического подхода» в истории как проклятие «могильного золота». Эти события происходили в завершающий период сибирского «бугровщичества» XVIII столетия.
Однако в итоге упомянутые приношения древностей Демидова и Гагарина составили основу Сибирской коллекции Петра Великого и определили издание знаменитого указа о Кунсткамере от 13 февраля 1718 г., заложившего основу Российского законодательства об учете, выявлении и охране археологических памятников [6, с. 17].
В 1721 г. это постановление было уточнено еще одним разъяснением, суть которого состояла в покупке древних вещей в Западной Сибири и дальнейшей их пересылке в Берг и Мануфактур-коллегию. К этому же периоду относится последнее письменное упоминание о поступлении «сибирского могильного золота» от сибирского губернатора князя Черкасского, преемника опального Гагарина [4, с. 11].
Одним из первых фактов осуществления подобной практики на территории современного Колыванского района Новосибирской области были попытки покупки в 1722 г. Д.Г. Мессершмидтом у местного населения Чаусского острога на Оби древних вещей. Происходило это во время работы первой академической экспедиции в Сибири. По описаниям Д.Г. Мессершмидта, со слов жителей Чаусской слободы организация промысла «бугровщиков» выглядела следующим образом. В середине или начале весны по старому стилю (в зависимости от состояния снежного покрова) из окрестных сел собирались большие артели по 200-300 человек, которые последним санным путем отправлялись на поиски «могильного золота» в степь на 20-30 дней езды. Учитывая то, что за сутки при передвижении на лошадях можно было пройти не более 30-40 км, очевидно, что раскопки курганов велись на расстоянии 600-1200 км от Чаусского острога на территориях Барабы и Кулунды [3, с. 417, 418]. Такой факт можно рассматривать не только в формате грабежа древностей, но и как часть процесса постепенного освоения обширных территорий юга Западной Сибири, еще не входивших в состав Российского государства. При этом археологические ресурсы были одним из серьезных стимулов для активизации такого процесса, имевшего в дальнейшем государственное значение, вплоть до существенного расширения границ Российской империи во второй половине XVIII в. на юг Западной Сибири.
Впечатляет и численный состав участников артелей бугровщиков. Количество человек этих «поисковых партий» не только велико само по себе, но и значительно в сравнении со всей численностью Чаусского острога и его округи в начале XVIII века. По свидетельству того же Д.Г. Мессершмидта, в 1721 г. в слободе острога, не считая казаков, проживало не более 150 человек. Общее население Чаусской волости составило несколько сотен только к 1741 г., когда насчитывалось 874 человека. Таким образом, очевидно, что «бугровщичеством» занималось практически все взрослое активное население этой территории. Кроме этого, численность бугровщических партий вполне сопоставима с родовыми группами, кочевавшими на территории Кулунды в Прииртышье. По данным Г.Ф. Миллера, это количество превышало 200 человек [5, с. 48]. Таким образом, Чаусский острог вполне заслуженно приобрел сомнительную «археологическую» славу, что даже отличало его, по материалам письменных источников, от других сибирских острогов XVIII столетия.
Еще одним из не менее важных факторов значительных объемов кладоискательства в древних курганах являлось то, что такое занятие зачастую приводило не только к конфликтам с местным сибирским населением, но и становилось проблемой для русской дипломатии в Центральной Азии. По этой причине вооруженные столкновения на юге Западной Сибири в первой четверти XVIII века стали достаточно регулярными. По описаниям капитана от артиллерии И. Унковского, возглавлявшего в 1722-1723 гг. русское посольство в Джунгарию, отмечено, что в среднем течении р. Иртыша на стыке Барабы и Кулунды находится множество раскопанных «бугров». В ответ на недовольство джунгар такой деятельностью «русских» на спорных или пограничных территориях, И. Унковский пытался оправдать деятельность артелей «бугровщиков». Руководствуясь дипломатическими соображениями, он разъяснял джунгарскому посланнику, что в этих курганах будто бы погребались жившие здесь еще до принятия христианства русские люди. Несмотря на всю фантастичность такой версии, отметим, что И. Унковский еще в начале XVIII века предвосхитил гипотезу основателя Томского университета В.М. Флоринского о «первобытных славянах» в Сибири, в научном плане развитую уже в конце XIX столетия. Такая интерпретация археологического наследия Сибири давно стала достоянием историографии российской и сибирской археологии. Однако актуальность осмысления археологического наследия Сибири в связи с динамикой исторических и этнических процессов крайне остра вплоть до настоящего времени.
В XVIII веке существующая проблема разграбления сибирских древностей была решена принятием в 1722 г. указа о «недозволении» крестьянам и разночинцам отправляться на «бугровщичество» в сторону «Казачьей Орды» (Северного Казахстана и Кулунды). Еще через пять лет, в 1725 г. сибирский губернатор специальным распоряжением запрещает «бугрование» под страхом жесткого наказания. Причиной появления этих постановлений была, конечно, не только «забота о памятниках древности» и исполнение петровских указов на местном уровне. Главным мотивом являлось стремление сохранить и ограничить активность достаточно малочисленного русского населения юга Западной Сибири. Поскольку при «бугровании» оно либо угонялось в полон кочевниками, либо «убивалось до смерти на тех буграх».
В качестве одного из последствий деятельности «бугровщиков» XVIII столетия результаты современных достаточно детальных исследований археологического наследия Колыванского района позволяют зафиксировать достаточно любопытный факт [2, с. 5]. На этой территории в материалах археологических памятников практически отсутствуют существенные находки из драгоценных металлов. Хотя такие изделия известны на территории других районов Новосибирской области. Такую особенность отмечал уже в начале XVIII века Д.Г. Мессершмидт. Он указывал, что многие «языческие могилы» по берегам р. Оби были в основном разграблены. Поэтому нужно было обладать особенным счастьем, чтобы найти что-нибудь, «да притом весьма важное».
Другим фактором, влияющим на наличие предметов из драгоценных материалов, является их присутствие в элитных курганах значительных размеров. Основная часть этих археологических объектов действительно расположена значительно южнее и выше по течению р. Оби, а также в Барабинской лесостепи и Кулундинской степи. Одним из таких курганов на севере Новосибирского Приобья является Дубровинский бугор. Он распо-ложен около Московского тракта, идущего от Чаусского острога на северо-восток к переправе через р. Обь. Осмотр этого кургана в последнее время позволил выявить все признаки погребального элитного сооружения. Среди них — особое место расположения, у дороги (переправы) на скальной подошве, а также значительные размеры насыпи и, как следствие, огромная грабительская воронка, позволяющая судить не только об искусственном характере этого надмогильного сооружения, но и масштабах разграбления. Сравнение с аналогичными сооружениями эпохи раннего железа позволяет предполагать, что по своим размерам и статусу Дубровинский бугор вполне мог до разграбления располагать предметами, соответствующими Сибирской коллекции Петра Великого Эрмитажа и собрания Витзена, исчезнувшего в Голландии. Тем более что в захоронениях скифского времени (Быстровка-2) по берегам р. Обь встречаются бронзовые копии золотых предметов, входящих в состав Петровской коллекции [1, с. 120, рис. 89].
В целом на основании представленных данных можно сделать несколько выводов. Во-первых, археологическое наследие в окрестностях Чаусского острога, включая территорию современного Колыванского района Новосибирской области, во все времена было в центре внимания специалистов по «сибирским древностям». Во-вторых, история первых попыток научного изучения археологических древностей этой территории синхронна с начальным периодом становления археологии России. В-третьих, можно с полным основанием говорить о том, что территория Колыванского района Новосибирской области была одной из первых в России и Сибири, где представители государства уже начале XVIII века пытались осуществлять попытки сохранения археологического наследия. В этой связи необходимо подчеркнуть, что к концу ХХ столетия органам охраны археологических памятников вместе с учеными из вузов (НГПИ-НГПУ) и Сибирского отделения Российской академии наук (ИАЭТ СО РАН) удалось одними из первых осуществить издание материалов свода археологического наследия Колыванского района Новосибирской области.
Библиографический список
1. Бородовский А.П. Археологические памятники Искитимского района Новосибирской области. Материалы «Свода памятников истории и культуры народов России». — Вып. 6. — Новосибирск, 2002. — 208 с.
2. Молодин В.И., Бородовский А.П., Троицкая Т.Н. Археологические памятники Колыванского района Новосибирской области. Материалы «Свода памятников истории и культуры народов России». — Вып. 2. — Новосибирск, 1996. — 192 c.
3. Радлов В.В. Из Сибири. — М.: Наука, 1989. — 600 с.
4. Руденко С.И. Сибирская коллекция Петра I. САИ. Д 3-9. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1962. — 80 с.
5. Уманский А.П. Телеуты и их соседи в XVII — первой четверти XVIII века. — Ч. 2. — Барнаул, 1995. — 222 с.
6. Формозов А.А. Страницы истории русской археологии. — М.: Наука, 1986. — 238 с.
Исследование выполнено при поддержке Министерства образования и науки Российской Феде¬рации: соглашение № 14.B37.21.0007 «Основные особенности миграционных процессов на территории Северной Азии в эпохи камня и палеометалла»; НИР 6.1541.2011 «Особенности этнодемографических процессов в Сибири в эпоху палеометалла»
Добавить комментарий