30 октября – в России отмечают День памяти жертв политических репрессий.
Это памятный день, в который проходят траурные акции и памятные мероприятия (митинги, возложения венков и цветов к памятникам репрессированным, «уроки памяти» в учебных заведениях и пр.), посвященные памяти людей, погибших и пострадавших в ходе политических репрессий.
Дата была выбрана в память о голодовке, которую 30 октября 1974 года начали узники мордовских и пермских лагерей. Политзаключенные объявили ее в знак протеста против политических репрессий в СССР.
18 октября 1991 года было принято Постановление Верховного Совета РСФСР № 1763/1-I от «Об установлении Дня памяти жертв политических репрессий», после которого 30 октября стало официально признанным днём памяти.
Тридцатые годы ХХ века… Аресты, тюрьмы, лагеря, расстрелы. «Враги народа» мерещелись повсюду. Нелегко приходилось и студентам. Наш материал о том, чем занимались «контрреволюционные группировки» в вузах Новосибирска и Сибири в те тяжелые годы.
Легко ли было учиться в вузах во время репрессий 30-х годов? На этот вопрос очень хорошо ответил писатель Анатолий Рыбаков в своей книге «Дети Арбата». Но то Москва, скажете вы, а мы провинция. Но если полистать документы, хранящиеся в нашем партийном архиве, мы легко убедимся, что жизнь у студентов и преподавателей в те годы была несладкая. В Новосибирске жили свои «дети», пусть не Арбата, но Красного проспекта, улицы Ленина, Советской и т. д., которые в одно мгновение могли стать классовыми врагами.
Много шума наделал случай, произошедший в Новосибирском институте военных инженеров железнодорожного транспорта. Казалось, ничего плохого не могло произойти в жизни пятикурсника Свирского. Учился хорошо, сумел даже сдать зачеты за курс, не слушая лекций. Был секретарем институтской многотиражки «Кадры — транспорту». В ближайшее время собирался жениться на любимой девушке. И вот с этого, можно сказать, все началось.
— Дайка мне бумагу подложить в сапог, — обратился он к своей будущей жене.
Та, недолго думая, подала ему листок из архива своего отца. А листок этот оказался ничем иным, как листовкой, содержащей статью Троцкого «Ленин как национальный тип», выпущенной в 1924 году. Листовка Свирскому показалась забавной, он положил ее вместо сапога в карман и вечером показал своему другу Ровкину, с которым жил в одной комнате. Ровкин уже спал. Спросонок он взял листовку, прочитал ее и отдал обратно Свирскому. Но утром зачем-то взял листовку у друга и показал члену ВКП(б) товарищу Вереницу, добавив при этом: «Посмотри, как хорошо написано». Ровкину показалось, что Ленину в листовке дана характеристика интернационального типа. Веренич перепугался ни на шутку, зашептав: «Она вредная. Это ясно из заголовка», и быстро побежал к секретарю парткома. В то время все были «начеку», каждый старался подслушать, донести, вовремя выявить «классового врага».
Делу дали законный ход. Сразу же состоялись заседания комсомольской и партийной организаций. Оба студента — виновники «контрреволюционной вылазки» — получили по заслугам. Товарища Ровкина, «как покровителя и защитника пьяницы-троцкиста Свирского», вывели из состава комитета ВЛКСМ, сняли с секретарей и исключили из комсомола. Его обвинили во всех грехах: в том, что «восхищался листовкой», «не критиковал», «улыбался во время выступления»; что «листовка оказала некомсомольское впечатление».
А Свирского сразу же исключили из института, хотя ему оставалось учиться один год, — «за хранение контрреволюционной троцкистской литературы». Вот так какая-то бумажка в сапоге исковеркала жизнь молодому человеку.
В то время, прежде чем что-то сказать, нужно было хорошо подумать. Каждое оброненное слово могло очень дорого стоить человеку, его произносившему. Одних исключали из института за то, что «распространяли контрреволюционные анекдоты», других — «как допустивших контрреволюционную вылазку и антисоветский выпад против руководителей партии, правительства и стахановцев».
Однажды студентки рассматривали фотографию в газете. На ней стояли (руководители партии и правительства рядом со стахановцами. Одна девушка мечтательно вздохнула: вот бы ей оказаться среди этих знаменитых людей... На что другая резко заметила «Среди этой своры?!» И ведь кто-то пошел и доложил об этом вышестоящему начальству. Острой на язычок студентке пришлось распрощаться с вузом.
Поводом для исключения могло быть и то, что юноши «пьянствовали с троцкистами». Даже личные письма проверялись и перепроверялись. Проходя практику на Сталинском заводе, один студент разоткровенничался: «Мы работаем на Сталинском заводе все равно что в цехе по изготовлению ваксы». Это расценили как «клевету на величайший завод».
У одной девушки-студентки в тюрьме сидел возлюбленный за то, что «на почве классовой мести напал на комсомольца и нанес ему серьезные раны ножом». Как было на самом деле — история умалчивает. Только девушка сильно волновалась за его здоровье: «Как твое самочувствие?» — спрашивала она в записке. За это и поплатилась: исключили из комсомола, хорошо хоть не из института.
К «контрреволюционным вылазкам классового врага» относились случаи срыва портретов, снимков ударников, «обезображивание» портрета Сталина, подписи карандашом на плакатах. Все было очень серьезно без шуток и баловства.
Преподавателям тоже было очень непросто. На них так же писали всевозможные жалобы и поклепы. В Томском индустриальном институте выпускник блестяще защитил диплом, но не знал ответов «на самые элементарные политические вопросы». Преподаватели поставили ему положительную оценку за профессиональные знания. На них тут же «настучали» в партаппарат как на занявших «антисоветскую линию против построения курса математики на основе теоретико-познавательного метода»...
Людмила Кузменкина
Добавить комментарий